Ну-с, с днем рождения, охломонище)

среда, 08 февраля 2012

16:16

Rens.

Хочу личный дредноут, половину Пар Воллена и... и пони.

Автор: Luc Rens

Фэндом: Gintama

Персонажи: Такасуги/Катсура

Рейтинг: NC-17

Жанры: Ангст, PWP

Размер: Мини

Посвящение: Моему самому любимому братцу Glen Twain. С днем рождения.

Размещение: Запрещено.

- В кого ты превратился, Зура, - его шепот сейчас больше напоминает рык взбешенного Черного Зверя, - дешевая проститутка, которая ищет себе клиентов прямо со сцены, - с этими словами Шински закрывает дверь в комнату, отрезая последний путь для отступления своей добыче, - хотя, нет, ты хуже, проститутки, в отличии от тебя, знают себе цену. А ты... Ты просто блядь, которую нужно трахать до полубессознательного состояния.

Каждое слово бьет больнее унизительных пощечин, но хуже всего даже не это, а то, что Катсура не может ничего возразить своему бывшему любовнику. Язык не поворачивается сказать ни слова, комок в горле мешает объяснить, что эта работа всего лишь способ выплатить долг Такумори, не говоря уже о том, что за прошлую неделю четыре человека ушли из бара-кабаре со сломанными руками только из-за того, что посмели прикоснуться к Дзурако. Впрочем, Такасуги все равно не стал бы его слушать. Он слишком пьян. Слишком возбужден. Слишком восхищен своим превосходством над Котарой.

- А я ведь даже и не знаю, смогу ли получить хоть какое-нибудь удовольствие, трахая тебя, ты ведь наверняка уже растянут как последняя шлюха?

Это становится последней каплей для Катсуры; он замахивается, чтобы ударить Шинске, но тот всегда был сильнее и быстрее него. Такасуги в одно мгновение перехватывает запястье Катсуры, заламывает руку ему за спину и прижимает лицом к стене. Котара пытается вырваться, сопротивляется, в тот момент, когда Шинске одной рукой развязывая пояс его юкаты, но освободиться все равно не получается, это просто невозможно.

- Как ты мог, Зура? Как ты мог так поступить со мной? - слова над самым ухом заставляют самурая остановить бессмысленные попытки вырваться из мертвой хватки Черного Зверя, его голос сейчас словно из прошлого, словно они вернулись на пять лет назад, когда впервые признались друг другу в чувствах, тогда Шински задал этот же вопрос. - Я тебя ненавижу, Зура, слышишь? Ненавижу, - это он уже шепчет между короткими поцелуями на шее, и Катсура не может понять от чего эти мурашки по телу - от невесомых прикосновений губ или все же от жаркого шепота. Все как тогда. Будто и не было этих пяти лет, за которые они не просто отдались, они стали врагами и поклялись убить другу друга.

Сейчас все, как тогда. И от осознания этого Шинске кажется, что он сходит с ума. Такасуги просто не может сделать больно тому Катсуре, не может грубо трахнуть и бросить, как хотел вначале. Того Зуру, изысканного аристократа, хочется оберегать от грязи мира, хочется целовать его, путаться пальцами в его длинных волосах и снова целовать. Что же этот мальчишка делает с Черным Зверем, который привык только разрушать?

Такасуги резко разворачивает Катсуру к себе и целует его, больно кусая губы, но тут же проводя языком по местам укуса, будто так извиняясь за свои действия. Потом все совсем оказывается как в тумане, они не помнят, как оказались на постели и как раздели друг друга. Глава Кихейтая непривычно нежен, он проводит ладонью по бедру, скользит ниже и только сейчас понимает, что на Катсуре надеты кружевные чулки. Шинске даже немного отстранятся, чтобы полюбоваться на его ноги, обтянутые тонкой почти прозрачной тканью, проводит по ним кончиками пальцами, ему нравится чувствовать кожей шелк, но еще больше нравится наблюдать за реакцией Котары на все происходящее: он каждый раз крупно вздрагивает, стоит Шинске даже просто коснуться его, кусает губы до крови, чтобы не начать умолять закончить эту сладкую пытку. Боже, как же он восхитителен. Боже, как это возбуждает. С тихим рычанием, Такасуги наклоняется ниже и зубами захватывает резинку кружева, а затем начинает тянуть вниз, постепенно снимая уже ненужную деталь одежды, которая вскоре уже небрежно сброшена на пол, впрочем, Такасуги показалось, что он снимал чулки со своего любовника целую вечность, но это можно было повторять снова и снова.

Наконец, Катсура не выдерживает, он немного приподнимает бедра и облизывает припухшие от поцелуев и укусов губу.

- Пожалуйста, я тебя хочу.

Шинске лишь усмехается, будто у него у самого не сводит все тело от возбуждения, будто он не думает только о том, чтобы доставлять себе удовольствие стонами наслаждения Катсуры. Он медлит, снова и снова целуя свою добычу, пока Катара не начинает умолять взять его прямо сейчас даже без подготовки. Только в этот момент Такасуги позволяет себе отдаться желанию.

Никакой смазки у него, разумеется, нет, поэтому Шинске подносит пальцы к губам любовника и приказывает облизать их, сразу же понимая, что это было не самой лучшей идей, потому что от прикосновений горячего языка хочется кончить прямо сейчас. Приходится немного грубо отстраниться и сразу же переходить к делу, нет совершенно никаких сил смотреть, как Котара тяжело дышит и подается вперед, желая получить свою долю наслаждения. Поэтому, чтобы немного привести его в чувства, Такасуги грубо проталкивает в него палец, затем почти сразу же второй, и тут же добавляет третий. Катсура жалобно стонет и замирает, будто боится, что Шински и впрямь может ему навредить, но тот слишком хорошо помнит, как доставить удовольствие своему бывшему возлюбленному (хотя, такому ли уж и бывшему?), и в следующую секунду Катара невольно вскрикивает от удовольствия, стоило только Такасуги надавить на чувствительную точку внутри него.

Все, больше себя сдерживать не осталось ни каких сил. Шинске буквально прижимает колени Котары ему к груди и грубо входит, сразу до самого конца и, не давай возможность любовнику даже привыкнуть к себе, начинает вбиваться в его податливое тело. Он то ускоряется до предела, то замирает внутри, выходит почти полностью и входит снова настолько глубоко, на сколько это вообще возможно. Никто из них не понимает, сколько времени прошло, потому что мир ограничился ими двоими и их удовольствием, которое не позволяет думать больше ни о чем; стоны превратились в хрипы, тело горело, а по коже будто проходят электрические заряды. Казалось, это может продлиться целую вечность.

Первым кончил Кацура, пачкая своей спермой их животы, спустя несколько секунд за ним последовал и Такасуги, изливаясь глубоко внутри Катары.

Едва переведя дыхание, Такасуги сразу же поднимается на ноги, стараясь даже не смотреть на Кацуру.

- Такасуги... - голос Котары был совсем хриплым и, кажется, неуверенным. - Может, ты останешься со мной? Не нужно разрушать Эдо, есть другой путь.

Шинске предпочитает ничего не отвечать, впрочем как и всегда. Он быстро надевает свое кимоно и направляетя к двери, лишь когда открывает её, на секунду замирает прямо на пороге.

- Зура, если я узнаю, что ты хоть еще один раз танцевал там, я, клянусь, сам лично перережу горло всем, кто в ту ночь там был, а потом еще и взорву это заведение. И даже не надейся, что я и во второй раз предоставлю тебе выбор идти со мной или смотреть, как дохнут все твои знакомые. Надеюсь, ты меня понял, - с этими словами дверь захлопнулась за спиной Шински.